|
СОКОЛОВ ВАЛЕНТИН ПЕТРОВИЧ
(1927-1982)
Валентин Петрович
Соколов родился 24 августа 1927 года в г. Лихославле Калининской (ныне
Тверской) области, где на улице Бежецкой еще сохранился его родной дом
за номером 18. Отец Соколова происходил из тверских карел, был по
специальности агрономом, но скромно трудился в каком-то городском
учреждении. Мать работала на станции, в железнодорожном буфете.
Учительницей Валентина в лихославльской школе № 2, согласно молве, была
Нина Иосифовна Панэ, внучатая племянница А.С. Пушкина. Скорее всего,
именно ее старания пробудили у юного Соколова сильную и искреннюю любовь
к русской литературе с ее свободолюбием, жертвенной гражданственностью,
пафосом сопротивления духовному гнету, чего он при всем старании не мог
отыскать вокруг себя: «У нас в душе над Лениным и Сталиным стоят
Тургенев, Пушкин и Толстой...».
Там, в школьных стенах, вопреки строжайшему идеологическому
регламентированию мыслей и поступков рождался подлинный бунтарь, не
приемлющий ни грана приспособленчества:
Не любил я жалкой
позы
Пионерских прилипал.
И мальчишкой галстук-розу
На рубашку не цеплял.
С сентября 1944 года
Соколов учится в Москве, на подготовительном отделении Института стали.
Но из-за нелюбви к математике и провала выпускных экзаменов ему пришлось
поменять студенческую аудиторию на солдатскую казарму. Единственным
светлым воспоминанием о том времени стали первые стихотворные опыты и
откровенные разговоры со свободомыслящими сокурсниками.
Соколов служил в минометной дивизии и продолжал писать стихи. Увы,
армейская среда всегда недолюбливала творческих личностей, да и агентура
МГБ отрабатывала свой хлеб и за страх, и за совесть. На очередном
политзанятии у Соколова отобрали листок со стихами. Ретивое следствие
ухватилось не только за эти стихи, но и докопалось до антисоветской
деятельности бывшего студента в Институте стали. И 21 октября 1948 года
Военным трибуналом Московского гарнизона Валентин Соколов был осужден по
печально известной статье 58-10 и 58-11 (антисоветская агитация) УК
РСФСР и приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с
поражением в правах на 5 лет. Формулировка обвинения звучала стандартно
зловеще: «Будучи студентом, разделял антисоветские взгляды... Находясь в
Советской Армии, писал и хранил стихи антисоветского содержания,
распространял среди военнослужащих». Все армейские стихи Соколова, в том
числе изъятые позднее при обыске, после закрытия дела были за
ненадобностью уничтожены.
Так начался крестный путь Валентина Соколова или, как его называли,
вечного зэка и короля поэтов ГУЛАГа, недаром избравшего себе псевдоним
Валентин Зэка (встречается также написание З/К). Его «бедная муза
тряслась за решеткой этапных вагонов», навсегда оставшись «склоненной
под тяжестью зла, изнуренной больной каторжанкой». Зона же стала и
жизнью, и судьбой Соколова. Только он с потрясающе бесшабашным упоением
мог воскликнуть: «Ты душе глоток озона, здравствуй, зона», поскольку в
другом, обыденном мире для поэта не существовало настоящей свободы:
В тюрьму попал за
ненависть к порядку.
К порядку, не дававшему мне жить...
Первый срок Соколов
отбывал в воркутинских лагерях. Здесь, в тоскливых бараках, он
переживает пору вдохновенных творческих поисков, выковывая на мощной
наковальне традиций русской поэтической классики свой самобытный
поэтический стиль. Под монотонный вой злых северных метелей Валентин
мысленно уносился в весенний родной Лихославль:
По весне мой город
моложавый
Прячется в зеленые шелка.
На бульварах зеленью
кудрявой
Смотрятся березы
в облака.
3 апреля 1956 года
Соколов был освобожден. Он уезжает в Калинин и устраивается бетонщиком в
мостостроительный отряд. После тяжелого дневного труда, уже тогда
начавшего отзываться болями в сердце, поэт вволю отдыхал душой. Вечерами
он бродил по городским улицам, скверам и окраинам, пытаясь послелагерным
взглядом познать цену наступающей хрущевской «оттепели».
В Калинине Соколов создал свыше 50 стихотворений. В большинстве своем
это были сочные бытовые зарисовки или городские пейзажи с обилием
уличных подробностей. Многие стихи возникали прямо на ходу, о чем
говорят обозначения их точных «мест рождения»: «Дорошиха», «Горсад», «Серебряковская
пристань».
В толчею трамвайных
линий,
В городской полдневный
пыл,
Майский вечер теплый,
синий
Незаметно, тихо вплыл.
(Сентябрь 1956. Дорошиха).
Далеко не все
калининские стихи Соколова отличались созерцательной умиротворенностью.
Повседневная работа бок о бок с такими же, как и он, трудягами («Мы люди
— рабочее быдло») вновь подвигала поэта к социальным обобщениям,
убийственным для идеологического благодушия советского режима:
На наших хребтах
воздвигают
Заводы, мосты, города...
Нам в лица обжорством
рыгают
Советской страны
господа.
В Калинине за Соколовым,
несомненно, следили, а человеком он был по натуре вспыльчивым. «Помесь
ветра и огня» - такую характеристику дал поэт самому себе.
Неудивительно, что однажды он был задержан и доставлен в
Новопромышленный отдел милиции города Калинина, где, как указывалось в
протоколе, допускал «различные антисоветские высказывания». Местные
чекисты поспешили завести на Соколова уголовное дело по все той же 58-й
статье, которое вскоре были вынуждены прекратить из-за противоречивости
показаний милиционеров-свидетелей. Не дали выгодных следствию показаний
и товарищи Соколова по мостоотряду. Поэт отделался пятью сутками
тюремного ареста.
Весной 1958 года Соколов по вербовке уезжает в город Новошахтинск
Ростовской области. Отсюда начинается его второй лагерный круг.
Несколько тетрадей со стихами дали следствию возможность изобличить
поэта в том, что он «после осуждения в 1948 году... проводил среди
населения контрреволюционную агитацию». Дело шилось белыми нитками, что
подтолкнуло Соколова к ряду резких поступков. Он письменно заявляет
прокурору о незаконности своего ареста, объявляет голодовку. Сказались и
личные трагедии: в 1952 году по неизвестной причине покончил с собой
отец, два года лежала парализованной мать, у которой на нервной почве
отнялись ноги. Из калининской больницы она шлет письмо в УКГБ при СМ
СССР по Ростовской области: «Я не знаю, конечно, в чем провинился мой
сын, но об одном я прошу Вас, ради больной матери оставьте его на
свободе. Я очень больна, не могу работать, чтобы добыть себе кусок
хлеба. Вся надежда на него... Оставьте мне кормильца, очень прошу
вас...»
Мольбы больной матери и просьбы самого Соколова, так и не признавшего
своей вины, определить ему меньшую меру наказания остались без внимания.
29 августа 1958 года судебная коллегия Ростовского областного суда на
закрытом (!) заседании приговорила поэта к десяти годам лишения свободы
по статье 58-10 УК РСФСР. И это при минимально возможном наказании в
шесть месяцев тюрьмы! Лишь 16 мая 1990 года этот приговор будет отменен,
а дело прекращено за отсутствием в действиях Соколова состава
преступления.
Свобода, наступившая в мае 1968 года, длилась недолго. В 1970 году
Валентин Зэка арестовывается в третий раз за то, что, заступаясь за
рабочих, обругал начальство. Он получил год по статье 206 (хулиганство).
«Больше ты у нас за «политика» не пройдешь», -проболтался ему при аресте
участковый. Подобное тогда часто практиковалось органами КГБ, четко
выполнявшими негласную партийную директиву о том, что диссидентов в СССР
— всего лишь единицы. Иначе был бы окончательно разоблачен как внутри,
так и вне страны опорный пропагандистский миф о монолитном единстве
партии и народа. Поэтому-то десятки и сотни «антисоветчиков» шли в
лагеря под видом уголовников.
Новые пять лет Соколов получил в 1972 году за столкновение с милицией.
После отбытия срока в 1977 году поэт отказывается от советского
гражданства и требует дать ему возможность покинуть СССР. Прямо в лагере
его судят по статье 190-прим УК РСФСР (распространение заведомо ложных
измышлений, пророчащих государственный и общественный строй) и этапируют
(по другим источникам, бессудно) в специальную психиатрическую больницу
города Черняховска Калининградской области, используемую КГБ для своих
нужд. И в течение последующих пяти лет Соколова попеременно возят из
Черняховска в Новошахтинск и обратно. При этом его всячески унижают и
наказывают по малейшему поводу. Отбирают бумагу, карандаш и книги. И
неустанно «лечат», доводя до полного изнеможения сильнодействующими
средствами, предназначенными для буйно помешанных.
Поэта они убивали
Планово, много дней.
А дозы ему повышали,
За то, что кормил
голубей.
Напичканный
психотропными препаратами, Валентин Зэка продолжал творить. Он украсил
свою поэзию прекрасным циклом религиозных стихов, который позднее вошел
в его сборники под названием «Евангельский».
Вера в Бога всегда была для Соколова непреходящей нравственной
ценностью, которую он хранил в душе все десятилетия тяжелейших мытарств:
«В век ЧК и партбилетов, не стыдясь, носил я крест». И не только носил,
и прошел с ним по пути Христа.
Я не первый внял
Твоим идеям
И себя нашел
в Твоей судьбе.
Как Тебя распяли иудеи.
Так меня сегодня МГБ...
(1953)
Несгибаемость Валентина
Зэка поражала даже методично убивавших его врачей. Одна из них
вспоминала: «Я была в отпуске, а когда вышла на работу, мне сказали:
«Езжайте в городской морг». Боже мой! Там на столе лежал наш непокорный
Валентин! Я даже ахнула...»
Он умер от инфаркта прямо в курилке Новошахтинской психбольницы в
символический день — 7 ноября 1982 года — и был похоронен на городском
кладбище.
Валентин Соколов был последователен в своем неприятии существовавшего
режима («Твердо ведут нас Советы, твердо ведут... в никуда»), но его
нельзя считать патологическим антисоветчиком. Сердце поэта переполняла
любовь к России, страстная и горькая. Он любил Родину, но ненавидел
тоталитарное государство с его показным энтузиазмом и отсутствием
сво6одомыслия: «И я не скрываю глубоких морщин на лике родной мне
державы». Мысль поэта-патриота билась над вечным смыслом прошлого и
будущего: «Русская нация, где ты? Нет по тебе и следа...» И поистине
апокалиптическим пророчеством звучат его строки, прозревающие горизонты
нового века:
А век грядущий.
Двадцать первый,
Сквозь чад гульбы и табака
Нам рисовался пьяной стервой,
Идущей в ночь из бардака.
Сегодня стихи и поэмы
Валентина Зэка, сохраненные друзьями-солагерниками и извлеченные из недр
архивов КГБ, окончательно пришли к читателю. Изданы три книги Соколова —
«Глоток озона» (1994), «Тени на закате» (1999) и «Осколок неба» (1999).
Все они сразу поражают наплывом философских откровений и утверждением
чувства человеческого достоинства. Поэт выходит из узких рамок лагерной
темы, в его стихах переплетены история, любовь, одиночество искателя
истины:
Мне дойти до тех
истоков,
Из которых брызжет синь.
Среди многих одиноких
Я подчеркнуто один.
Немало строк Соколова
приводят в восторг романтической утонченностью, изящным лиризмом,
мастерством образного ряда, богатой игрой цвета и звука: «Золотая
лампада луны, золотой ободок тишины...». Или: «На зеленой ладони листа
неподвижно стоит высота...». Даже мрачный быт лагерей у Соколова
поддается поэтизации:
Вдаль ведомые
колонны,
Лай людской и лай собачий
И тоской тысячетонной
Небо в серых струях плача.
Вся поэзия Соколова, как
и его судьба, это борьба света и тьмы, борьба за духовную самоценность
человека.
Поистине легендарный поэт и политзаключенный Валентин Соколов, до
смертного часа несший «в руке подъятой золотой огонь бунтарства», осушил
отведенную ему чашу страданий до последней капли и тем обрел самое
справедливое на свете право — право на бессмертие.
И как все в бушлате
сером,
С черной пайкою в руках
Я стою живым примером
Здесь, сегодня и в веках!
А.М. Бойников,
Доцент кафедры русской литературы XX-XXI
вв. ТвГУ, кандидат филологических
наук
|
