НА ГЛАВНУЮ ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ КРАЯ

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ЗУБЦОВСКОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЪЕДИНЕНИЕ "СВЕТЛИЦА"

Кузнецов Олег Васильевич

Родился в 1930 г. Педагог с большим стажем. Работал директором школы. Увлекается краеведением и историей, хорошо рисует. Выпустил несколько книг, посвящённых Великой Отечественной войне. Из-под его пера выходят интересные очерки, зарисовки и рассказы. Издал несколько книг о войне по воспоминаниям ветеранов. Публиковался в газете «Зубцовская жизнь», московских альманахах «Третье дыхание», «Неопалимая купина», І и ІІ сборниках «Светлицы».
 



ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ…

Рассказ этот не выдумка. Отец мой, Василий Андреевич Кузнецов, работая заведующим роно в одном из районов Костромской области, в 1937 году был обвинен с группой учителей в подготовке террористического акта против первого секретаря райкома партии.
Осужденный сессией Вологодского выездного суда на 10 лет, он оказался в Воркутинском лагере.
Здесь отец и услышал историю, которая легла в основу настоящего рассказа. Таких трагически-курьезных случаев было много в те далекие, а для меня и сейчас близкие годы.
Кстати, отцу на редкость повезло. В 1940 г. Верховный суд РСФСР, рассмотрев очередное заявление-жалобу отца, принял постановление о его реабилитации, поскольку не нашел в его деле состава преступления.

…Иван Трудоношин работал в деревенской кузнице. В его роду почти все мужики по наследству осваивали такое мужское и почетное на селе кузнечное ремесло и славились на всю округу. Плуг там, ось для телеги починить, зубья для бороны выковать, лошадь железом обуть – без этого крестьянину никак. И целые дни в кузнице вздыхал горн и стучали молотки о наковальню.
Иван в молодости служил на Балтике механиком на миноносце «Стерегущий». В октябрьские дни 17-го года экипаж корабля послал его как политически грамотного матроса в Центробалт. Тогда Кронштадт был на стороне большевиков. В Гражданскую черные бушлаты сошли на берег и отбивались от Юденича, защищая Питер.
А когда Иван в 1919 году вернулся домой, здесь его ждали разруха, нищета и голод. А дальше родная деревня, как и вся Россия, пережила «военный коммунизм», НЭП, наконец, коллективизацию.
Во второй половине 30-х годов вроде все наладилось, пошло своим чередом, колхозы стали крепнуть, но что-то непонятное и пугающее стало твориться в жизни. В деревню приходили противоречивые слухи, которые начинали беспокоить людей. Социализм вроде бы побеждал. Об этом толмачили и райкомовские работники. Непонятно только было, откуда все больше появлялось каких-то классовых врагов, врагов народа? А с 1937 года газеты уже регулярно сообщали о судах над вредителями, шпионами, диверсантами, заговорщиками, проникшими в партийные органы, в промышленность, в сельское хозяйство и даже в ряды рабоче-крестьянской армии? Откуда они?
Ведь вроде в Гражданскую, да и в коллективизацию всех их порешили, поистребили?
Плакаты стали вывешиваться с ликом тогдашнего наркома внутренних дел. Ежов был нарисован в ежовых рукавицах: врагов народа душит. Но совсем растерялся Иван, когда из соседнего района приехал в гости к нему дальний родственник Петр Малахов и рассказал историю, в которую как-то не очень и верилось.
- Понимаешь, Иван, суд у нас в районе недавно был. Ну прямо анекдот какой-то: и смеяться бы надо над дураками, что на скамью подсудимых сели, да ведь как? Нельзя – дело политическое.
- Да кого судили-то? – полюбопытствовал Иван.
- Кого, кого… Да все наше правление колхоза замели: и председателя, и бухгалтера, и зоотехника – в общем всех. Но особливо обвиняли секретаря партячейки Дурнова Федора.
- Ну и за что их привлекали, - допытывался Иван, - по какой статье-то?
- Не поверишь – по 58-ой! А обвиняли их, слово-то не выговоришь, - в дискредитации советской и партийной власти. Ну, это вроде оскорбления, значит, наших вождей, насмешки над ними.
- Ты вот что, Петруха, давай покороче, - поторопил Иван гостя, - сейчас ужинать позовут, самогонка прокиснет.
- Да ты подожди, Иван, Ладно, короче так короче, но предупредить тебя тоже надо. Значит, весной дело было, начали наши кобылы жеребиться. Дело обычное. На конюшне в Сосновке ты бывал. Там десятка два лошадей стояло. Вот к марту и появились у нас голов десять жеребят. Собрали правление, и стали наши умные головы молодняку клички придумывать, имена давать. Нет бы, как всегда, дать обычные названия: Сивка, да Бурка, как там, в сказке, - вещая Ковурка. Так вот самым мудрым оказался заведующий конюшней Борька Пестов. Выступает он на правлении. А говорить мастер, в любом вопросе по-партийному мыслит, политически. Вот и понесло его: «Лошадь, товарищи, - говорит, - для крестьянина самое главное, трудовое и уважаемое животное, к тому же и неимущее. Вроде сельского пролетария. Без лошади, сами понимаете, полная погибель мужику. И не только ему. Вот возьмем армию. Без коня ни Чапаева, ни Буденного, ни Ворошилова не было бы. Правильно я говорю? Значит, я так считаю: нашим жеребятам надо дать имена любимых коммунистических вождей. Можно, конечно, и иностранные взять клички – Бебеля, Маркса там».
Кто-то ему возразил, дескать, непривычно как-то все это, и в прошлом мы не слыхали такого.
А партийный наш секретарь Дурнов Федор сидел, сидел, думал, думал (он у нас туго соображает) и говорит: «С точки зрения диктатуры пролетариата у меня есть сурьезные сомнения насчет нашего разговору. Вот вырастут наши жеребята, а дальше что? Тут дело политическое. Запрягут в тарантайку, к примеру, Клима Ворошилова и повезут на нем навоз в поле, а он ведь как-никак маршал. Или, например, на нашем земляке Калинине будут землю пахать. А он возьмет да и упадет в борозду – старый ведь, в очках – видит плохо. Ты что, кнутом его огреешь? Нельзя. Он Верховный Совет возглавляет. А Сталина куда ты пристроишь?»
Но тут в разговор вмешался наш председатель: «Да ты погоди малость, Дурнов. Хорошее предложение сделано, а тебя куда-то не туда заносит: навоз, кнут… сразу. Подумать надо. Во-первых, мы большое уважение к вождям нашим проявляем. Во-вторых, кто в деле нашем крестьянском самый важный? Слышишь, Дурнов? То-то, молчишь. Конечно, конь. Без коня социализм в деревне не построишь, зажиточным колхозника не сделаешь. Забыл, как жил безлошадный мужик при царском режиме? То-то. Так вот, лошади с такими кличками, правильней именами, мы поставим на особый учет, создадим им лучшие условия. В конюшне потеплей места отдадим, в кормушки больше овса засыпать будем. Работать, конечно, они тоже будут, но полегче что, и чтоб кнутом ни-ни!
Ты, Дурнов, говоришь, Михайла Калинин не молодой уже. Верно. Тогда пусть молоко с фермы возит в район на молокозавод, все полегче, чем на пахоте».
Тут в разговор вступил и зоотехник Егор Случкин.
- Я согласен с нашим председателем. Клички, правильней имена, нашему молодняку надо давать с учетом двух факторов. (Он грамотный у нас, в ветеринарной школе учился). Во-первых, жеребятам подберем имена в соответствии с характеристиками этих деятелей. Вот возьмем, к примеру, белолобого. В апреле появился, а уже уросливый, упрямый – не подходи, норовит копытом по зубам съездить. Ну, прямо Ежов какой-то. Вот и назовем белолобого именем наркома.
А вот Семеном Буденным, конечно, назвать бы, знаете кого? Серого, в яблоках жеребенка – красивый и послушный, под седлом хорошо ходить будет.
- Петр, - прервал гостя Иван, - они что, одурели у вас все? Кто их выбирал в правленье-то?
- Кто, кто. А у вас как выбирают? Не так что ли? Райком партии рекомендовал. Главное в этом деле социальное происхождение учитывается, чтобы человек из деревенских пролетариев был – бедный, безлошадный, батрак одним словом. А грамотешка-то у них всех, сам знаешь, какая – ликбез. Председатель наш по складам научился читать. Постановление какое придет из райкома – по неделе читает. Расписываться только научился хорошо.
И главное еще, чтоб партийность была. Ты что, думаешь, в райкоме у нас грамотные шибко сидят? Да выше семилетки, кроме второго секретаря по идеологии, никто не имеет.
Слушая гостя, Иван смеялся от души.
- Вот ты смеешься, Ванька, а дело-то получилось политическое, чуть ли не контрреволюция.
- Ну ладно, ладно, а дальше-то что?
- А дальше конюх Борька Пестов слушал, слушал и говорит (ну надо же до такого додуматься!).
- А что, - говорит, - с женским полом, кобылками-то будем делать? Им ведь тоже клички надо придумать.
С женской половиной конюшни дело оказалось сложней. Тут среди вождей наших никого не могли вспомнить, кроме Надежды Крупской, но как-то замялись все. Вроде подруга Ильича…
Помолчали, задумались. Наконец у кого-то прорезался голос, не помню, кто сказал:
- А давайте назовем твоих кобылиц будущих заграничными именами. В газете писали о Розе Люксембург – она вроде полячка, и Кларе Цеткин – она из Германии. И имена-то хороши: Роза да Клара. Как?
Тут снова в разговор вмешался Дурнов:
- Как-как. Да зачем нам чужаков, своих надо найти. А то ведь у тебя, Пестов, на конюшне целый интернационал будет. А у нас в стране система однопартийная, и в нашем деле тоже должен быть тот же подход. Думаю, имена тут должны быть только наши. Может, Анку-пулеметчицу взять из чапаевской дивизии? Слышал я о Землячке и Колонтай, что с Лениным работали, но кто они, еще не знаю. Можно ведь и повременить еще.
А зоотехник Случкин вдруг как-то нахмурился, посерьезнел
- Тут у меня такая забота появилась, товарищи. Вот когда подрастет наш молодняк, встанет обязательно вопрос: ведь жеребцы-то к кобылам будут приставать. Партийное кровосмешание начнется. Ты что, Дурнов, смеешься? Не так что ли?
- Да так-то так, - отвечает Федька, - ну а что ты будешь делать, если у нас однопартийная система. Конечно, лучше бы, с точки зрения зоотехнии, подпустить к ним эсеров или анархистов на это дело. А где их возьмешь? Мы их всех ликвидировали… Вот и думаю, что, наверное, можно и беспартийных жеребцов в дело пустить. У Пестова на конюшне один Вороной чего стоит. Он готов всех обслужить, ему наплевать на любую партийность.
И тут изобретательней всех снова оказался наш зоотехник Случкин.
- А что, - говорит, - товарищи, если мы будущих жеребцов кастрируем? Дело обычное, а вопрос будет решен.
- Как это кастрируем, - вскочил Дурнов, - ты что, совсем обалдел, Случкин, мать честная?! Оскопить Буденного да Ворошилова? У них ведь усы выпадут! Ну знаешь?
Тут уж все правление повалилось от смеха. Смеялись до слез, не в силах что-либо сказать – возразить или согласиться. Первым пришел в себя наш председатель Дубов:
- А ну кончай, товарищи, ржать! Сурьезное дело решаем, а вы тут балаган устроили. Мы что, героев Гражданской войны поведем к ветеринару? Забылись, что речь идет о молодняке, о жеребятах. Мозги кое у кого набекрень поехали. Значит, давайте по-деловому…
Долго заседало правление на этот раз. Увлеклись мужики, протокол заседания составили, все предложения записали и разошлись по домам довольные.
- Ну, а дальше-то что? – теперь уж Ивана взяло любопытство.
- А что дальше? Протокол тот попал в райком партии, настучал кто-то. И пошло-поехало.
Вскоре арестовали все наше правление, началось следствие. Все это дело подтвердилось и потянуло на 58 статью, пункт уже не помню. Обвинили их в неуважении к партийной и Советской власти, в подрыве авторитета наших вождей, в диск…(вечно не выговариваю это слово!) в дискр…едитации коммунистического строительства. В общем, во вредительстве обвинили, как врагов народа.
Суд был. Секретарю партячейки Дурнову и председателю Дубову по 10 лет вкатили, ну а остальным поменьше – по пять дали. Они сейчас где-то на Воркуте загорают, железную дорогу на Москву тянут. Вот такие пироги, Иван…
- Ну ладно, пойдем к столу, там договорим, - поднялся Иван, - а мужиков-то жалко. Они ведь от чистого сердца, из уважения к власти все это натворили, а получилось все наоборот. Уже сидя за столом, Иван все еще продолжал задавать вопросы гостю:
- А что, Петр, первый-то секретарь райкома у вас не соображал, что мужиков не за что, так, по глупости засудили? Я ведь некоторых из них знавал.
- А тут я тебе уж дорасскажу нашу историю. Понимаешь, я и сам запутался в этой политике. Дело-то ведь на этом не закончилось. Короче, пока шло следствие да суд над нашими деревенскими, и пока они этапом добирались до Печоры, нашего секретаря райкома Никитина успели арестовать, осудить и расстрелять как врага народа. Понял?
- Не понял. Как расстрелять?
- Да так. Посевную он провалил, а в районе падеж скота начался. В нынешнюю зиму, сам знаешь, какая бескормица у всех была. Вот его и того.
- Ну, Петр, и наговорил ты мне – обалдеть можно. Подожди… А ведь я, дурак, своего поросенка Лазарем назвал.
Теперь уже засмеялся Петр.
- Ну, если Кагановичем, суши, Ванька, сухари, собирайся на Севера. Северным сиянием любоваться…
На дворе давно сгустились сумерки, а в доме, что стоял на околице деревни, долго еще светилось окно.
Русские мужики Иван да Петр напрасно пытались разобраться в сложных терниях политической жизни страны, где они жили, работали и как-то верили в светлое коммунистическое будущее. Что ж поделаешь? Ведь еще древние, библейские мудрецы вещали: «Дорога в ад вымощена благими намерениями».

<< Зубцовское литературное объединение "СВЕТЛИЦА"